Какой жанр восточной поэзии рифмуется омонимами

Стихосложение-16. В чём особенность восточных поэтических жанров (танка, хайку, рубаи и др.)?

На самом деле мой предыдущий рассказ о нерифмованной поэзии не закончился. Ведь нельзя обойти вниманием такие экзотические жанры классической японской поэзии, как танка и хайку. Последнее время эти необычные жанры всё чаще притягивают внимание наших поэтов, хотя так и не даются им в руки. Почему? Причин здесь несколько.

Первая — формальная, заключающаяся в особенностях японского языка. Дело в том, что его минимальной языковой единицей является слог, то есть какое-нибудь «дзу» для японцев не сочетание «д», «з» и «у», а единый отдельный звук. Неудивительно, что классическая японская поэзия является силлабической. Если вы позабыли, что это такое, напомню: в силлабической системе должно соблюдаться четкое соответствие количества слогов.

Например, танка представляет собой пятистишие, которое должно состоять из 31 слога в таком порядке — 5 + 7 + 5 + 7 + 7. Обычно в первых трех строках заключен какой-нибудь образ, а в оставшихся двух — его восприятие поэтом. Несмотря на жесткую схему, танка очень музыкальны, их принято читать напевно. Ниже — примеры танка в переводе В. Соколова:

Если бы листья
Кленов с гор Огура
Имели сердце,
То и они бы ждали
Визит императора.
Фудзивара-но Тадахира

Весною, когда
Так безмятежно небо,
Отчего вишни
Лепестки рассыпают,
Как тревожные мысли?
Ки-но Томонори

Не хочется жить
В этом темном мире, но
Что держит меня?
Только память о зимней
Полной луне на небе.
Император Сандзи

Если отбросить последние две строки, мы получим трехстишие. Именно таким образом из танка и выделился самостоятельный, еще более лаконичный жанр поэзии, называемый хайку, или хокку.

Европейцу, не погруженному в мир японской культуры, очень сложно ощутить всё очарование подобной поэзии и понять ее смысл. Причины не только в языке, но и в менталитете японцев, и в дзен-буддизме с его медитативностью и просветлением, и в тех культурных «кодах», которые стоят за, казалось бы, простыми как «пять копеек» образами.

Содержание хайку приблизительно можно описать словами Фауста: «Остановись, мгновение!» Оно напоминает некую фотографию в три слоя: первая строка начинается с некоего образа (обычно природного), вторая вносит в него какое-то действие, а третья завершает всё это неожиданным выводом — смысловым исходом первых двух строчек.

Для примера возьмем самое знаменитое хайку самого знаменитого мастера этой формы — Басё. Вот как оно звучит по-японски с соблюдением слоговой схемы 5 + 7 + 5:

Вот его буквальный перевод:

Старый пруд.
Лягушка прыгает (в воду), —
Всплеск воды.

Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.

Честный русский читатель, прочитав перевод, недоуменно скажет: «Ну и где же здесь поэзия? Я такую могу каждый час десятками выдавать». И будет прав, и не прав одновременно. Как тут не вспомнить забавную сцену из романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота»?

…- Совсем другое дело, — сказал Кавабата. — А теперь полагается сложить стихи о том, что вы видите вокруг.
Он закрыл глаза, несколько секунд помолчал, а потом произнес длинную гортанную фразу, в которой Сердюк не уловил ни ритма, ни рифмы.
— Это примерно о том, о чем мы говорили, — пояснил он. — О том, как невидимые кони щиплют невидимую траву, и еще о том, что это куда как реальней, чем этот асфальт, которого, по сути, нет. Но в целом все построено на игре слов. Теперь ваша очередь.
Сердюк почувствовал себя тягостно.
— Не знаю даже, что сказать, — сказал он извиняющимся тоном. — Я не пишу стихов и не люблю их. Да и к чему слова, когда на небе звезды?
— О, — воскликнул Кавабата, — великолепно! Великолепно! Как вы правы! Всего тридцать два слога, но стоят целой книги!
Он отошел на шаг и дважды поклонился.
— И как хорошо, что я первый прочел стихи! — сказал он. — После вас ни за что не решился бы! А где вы научились слагать танка?

Действительно, в переводе японской силлабики крайне трудно соблюсти нужное количество слогов, не искажая смысл. Например, Н. Фельдман в своем переводе хайку Басё соотношение слогов сохранила, но ввела лишние слова, отсутствующие в оригинале:

Старый пруд заглох.
Прыгнула лягушка… миг —
Тихий всплеск воды.

То, что для японца понятно в трехстишии про лягушку без лишних слов, нашему читателю придется долго объяснять, как это сделал С. Аксёненко:

Очень важно, что в звучании этого знаменитого хайку, доминирует буква «у», на японском стих легко произносится одним духом — от начала и до конца. Но и не в этом суть. Главное, что смысл хайку подчиняется тончайшим правилам. Например, в пейзажной зарисовке надо было сделать намёк на время года, для чего разработана целая система сезонных слов — и «лягушка» — именно такое слово — весеннее. Поэтому японец уже со второй строчки представлял не какой-нибудь, а именно весенний пруд. В переводе, чтобы отразить это, надо удлинять стихотворение, но тогда оно вообще потеряет всякий смысл. Да и такое животное, как лягушка, воспринимается японцами не столь «приземлённо», как европейцами. А, если так можно выразиться, более возвышенно, символично. Кроме того, мастер соблюл в своём шедевре принцип минимализма. Басё не вводил в одно стихотворение больше двух деталей. И самое главное — элементы хайку Басё не контрастны.
Говорят, когда поэт напряжённо работал над своей лягушкой, ему предлагали первым элементом взять не пруд (фуруикэ по-японски), а ярко-жёлтый цветок ямабуки, произрастающий у воды. Тогда первая строчка звучала бы, как «ямабуки я». Дело в том, что частица «я» придаёт стихотворению бОльшую эмоциональную нагрузку, чего не отразишь в переводах (наш восклицательный знак имеет несколько другое значение и делает хайку излишне патетичным).
Но мастер отверг предложение — лягушка, в сочетании с цветком, слишком яркий, контрастный образ. Если бы Басё пошёл по этому пути, стихотворение приобрело бы признаки того, что мы называем китчем. У Басё хватало таланта не разжигать, а смягчать краски…

Именно поэтому наш поэт вряд ли был бы понят, напиши он, подобно Басё, следующие хайку (здесь и далее хайку даны в пер. В. Марковой):

На черной ветке
Ворон расположился.
Осенний вечер.

Слово скажу —
Леденеют губы.
Осенний вихрь!

О, стрекоза!
С каким же трудом на былинке
ты примостилась!

Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя…

Если же автор хайку все же считал нужным что-либо объяснить или добавить, он сам предварял стихотворение вступлением или комментарием:

Исса:
Наблюдаю бой между лягушками:
«Эй, не уступай,
Тощая лягушка!
Исса за тебя».

Печалью своей дух просвети!
Пой тихую песню за чашкой похлебки,
О ты, «печальник луны»!

Комментарий поэта: «Печалюсь, глядя на луну, печалюсь; думая о своей судьбе; печалюсь о том, что я такой неумелый! Но никто не спросит меня: отчего ты печален? И мне, одинокому, становится еще грустнее»…

Конечно, не всё так плохо. Там, где в хайку присутствует понятная нам ирония, резкий контраст или меткая метафора, мы вполне способны получить удовольствие:

Басё:
Жадно пьет нектар
Бабочка-однодневка.
Осенний вечер.

Бусон:
Холод до сердца проник —
На гребень жены покойной
В спальне я наступил.

Исса:
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!

Печальный мир!
Даже кода расцветают вишни…
Даже тогда…

Ой, не бейте муху!
Руки у нее дрожат…
Ноги у нее дрожат…

В мире людей
Даже луна почему-то кажется
Немного хворой.

Как здорово, что все мы
собрались на моей ладони —
Солнце, букашка и я.

На смерть маленького сына
Наша жизнь — росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь — и всё же…

Как вы уже поняли, настоящие хайку на русском языке физически невозможны. Это всегда будет некая имитация, и чаще всего имитация даже не оригиналов, а переводов. Всё равно соблюдение слогов ничего нашему читателю не даст, а чтобы приблизиться к внутреннему содержанию — придется пользоваться гораздо более цветастыми приемами, чем принято в Японии.

Впрочем, и имитации имеют право на жизнь, хотя они всегда будут лишь обычным трехстишием со слабым отблеском истинных хайку:

Нигде не найду себе места
Стоит лишь вспомнить
праздник.

Будто точки над буквой «Ё»
Когда о них вспомнишь?
Мелькнули глаза ЕЁ.

Замираю…
Украдкой, чтоб ты не проснулась,
Любуюсь лицом твоим дивным.

Время остановилось.
Что ни утро — всё то же.
Уже год, как разбил я часы.

Юмористические хайку (автор не установлен):
Чтобы друга узнать,
Ты его за собою тяни
На священную Фудзи.

Редкая птица в здравом уме
Долетит до середины чудесного
Тихого Океана.

Наркотики, гейши,
Цунами, сакэ, харакири
Вот что нас губит.

Верность жене сохраняю,
Месяц не пью. Ну, когда же
Снимут мне гипс?

Покупатель спросил,
Сколько иен стоит риса кило.
Наверно, без глаз…

Не пойду в зоопарк,
А мясо себе на обед
Куплю в магазине.

С. Курий:
на смерть, собаки, убитой попом
Съела мясо собака.
И стала сама она мясом
Для могильных червей.

Вспомнил Лайку…
И тут же мне рифма пришла,
Что не свойственно хайку.

Коль уж мы коснулись Востока, думаю, несправедливо будет обойти вниманием жанры мусульманской поэзии. В отличие от хайку и танка, формы ее не столь экзотичны и вполне годны для использования.
«Сокровищница мыслей» — страница поэтического свода Алишера Навои
Фото: Манускрипт из библиотеки Сулеймана Великолепного

Особой чертой мусульманских поэтов является любовь к повторам, будь то однообразные рифмы или целые словосочетания в конце стихов, которые называются редифами. Вот примеры редифов в стихотворении А. Навои:

«Кипарис мой! — ты сказала, — жди меня!» — и не пришла.
Я не спал всю ночь, дождался света дня — ты не пришла.
Поминутно выходил я на дорогу ждать тебя,
Поминутно умирал я, жизнь кляня, — ты не пришла…
Пер. Л. Пеньковского

Конечно, первое, что приходит на ум при слове «мусульманская поэзия» — это рубаи, прославленные весьма популярным у нас Омаром Хайямом. Рубаи состоят всего из четырех строк и содержат законченную, четко выраженную мысль, обычно философского или афористичного характера. Принятая рифмовка — aaba (реже — aaaa, abab).

Не завидуй тому, кто силён и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся, как с данной тебе напрокат.

В колыбели — младенец, покойник в гробу:
Вот и всё, что известно про нашу судьбу.
Выпей чашу до дна и не спрашивай много:
Господин не откроет секрета рабу.

«Вино пить — грех». Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин!
Тогда в раю, наверно, ни души.
Омар Хайям, пер. И. Тхоржевского

Другой жанр — газель — длиннее, чем рубаи. Газель состоит из 5−12 бейтов (двустиший), при этом в последнем бейте обычно упоминается имя автора. Первые две строки газели рифмуются между собой, а затем эта же рифма повторяется только в четных строках (aa ba ca da ).

«Ты душу выпила мою, животворящая луна!
Луна? — Краса земных невест! Красавица, вот кто она.

Мой идол! Если я умру, пускай не пенится графин.
Какая пена в нем? — Огонь. Он слаще крепкого вина.

От чаши, выпитой тобой, шумит у друга в голове.
Какая чаша? — Страсть моя. Любовь — вот чем она пьяна

Царица! Сладкой речью ты Египту бедами грозишь;
Все обесценится, падет на сахарный тростник цена

Покуда амбра не сгорит, ее не слышен аромат.
Какая амбра? — Горсть золы. Какой? Что в жертву предана.

С младенчества в душе моей начертан смысл и образ твой.
Чей смысл? Всей жизни прожитой. Чей образ? Снившегося сна.

Гасан-Оглы тебе служил с той верностью, с какой умел.
Чья верность? Бедного раба. Вот почему любовь верна».
Гассан-Оглы Иззэддина, пер. П. Антокольского

Точно такая же, как газель, но более длинная по объему форма называется касыдой.

Гораздо более сложную форму представляет собой муссадас — шестистрофное стихотворение обычно философского характера.

Строфа состоит из двух неравных частей — четверостишия и двустишия. Каждая строка делится цезурой (паузой) на два полустишия. Первые полустишия имеют общую внутреннюю рифму, вторые же — заканчиваются редифом. В первой строфе все строки имеют одинаковый редиф. В последующих строфах он стоит только в заключительном двустишии, обычно повторяющем последнее двустишие первой строфы. Четверостишия же второй и следующих строф имеют свою внутреннюю рифму и свой редиф.

Не думай о нашем страданьи, всему наступит конец.
В груди удержи рыданья, слезам наступит конец,
Придет пора увяданья, цветам наступит конец.
В душе не храни ожиданья — душе наступит конец.
Мне чашу подай, виночерпий, всему наступит конец.
Нас сгложут могильные черви — всему наступит конец…
Видади Молла, пер. К. Симонова

Также в арабской поэзии можно встретить термин диван. Там он не имеет никакого отношения к мягкой мебели, как и газель не имеет отношения к копытному животному. Диваном называют сборник стихотворений одного или нескольких поэтов, выстроенный в определенном порядке: касыды, газели, кит’а (фрагменты), рубаи и, наконец, стихотворения иных строфических форм. Сами же стихи располагаются в алфавитном порядке последних букв рифмуемых слов.

Информационный ресурсный центр института ТГИПиПКПК

“Каждый библиотекарь является другом и художника,И ученого. Библиотекарь – первый вестник Красоты и Знания”

Жанры узбекской поэзии

Posted by loginova in Литература

БЕЙТ — (араб. —”шатер”). В средневековой классической поэзии бейт — это двустишие в любом поэтическом жанре: дастане, газели, мухаммасе и т. д. В зависимости от поэтического жанра стихи, составляющие бейт, могут рифмоваться между собой и могут не рифмоваться. Например, в газели обе строки первого бейта рифмуются между собой, а последующие — нет. В бейте всегда должна быть выражена законченная мысль. По количеству бейтов обычно определяется объем поэтического произведения или объем творческого наследия того или иного поэта.

Пример: газель А.Навои в переводе Б.Пастернака.

Ко мне нагрянула извне беда:
Она ушла. Все в пелене. Беда!

Но берегись изведать кто другой,
Какая с ней бывала мне беда.

Бывало, радость, скорбь – наперебой.
Злорадствуй, горе! Смейся! Не беда!

Бывало, в ревности бегу домой,
Но жить без ревности вдвойне беда.

Что твой совет – изгладит образ твой?
Меж нас стена, и в той стене беда.

Но беспокойство лучше, чем покой,
Не знать беды – поистине беда!

О Навои, отрадно быть собой,
Но быть с собой наедине – беда!

ГАЗЕЛЬ — древнейшая форма восточной поэзии, создателем которой является великий лирик XIV века Хафиз, с успехом применяется и в современной поэзии. Это небольшое лирическое стихотворение, состоящее из не менее трех, но и не более двенадцати бейтов, зарифмованных одной рифмой. Как правило, основное содержание газели — любовь, ее радости и печали.

Газель состоит из бейтов (двустиший), начало рифмовки — в первом бейте, в дальнейшем — однозвучная рифма идет через строку, т. е. первый стих каждого последующего бейта остается незарифмованным. Таким образом, система рифм в газеле такая: аа ва ca da и т. д. Кроме рифм, в газеле применяется редиф . В переднем бейте обязательно упоминается поэтическое имя (тахаллус) автора. Количество строк в газели всегда четное.

Пример: газель Захриддина Бабура

Настало время уходить, покинуть старый кров.

Иди, куда глаза глядят, избавлен от оков.

Вдали от суеты мирской я стать святым хочу.

Доколе унижаться мне перед толпой глупцов?

Они преследуют меня… О, если бы навек

Не видеть человечьих лиц, людских не слышать слов!

Больное сердце не кори за бегство: ведь оно

Не так безумно, чтоб его я запер на засов!

Не говори: “Постой, Бабур, куда тебя несет?”

А что поделать я могу, коль божий суд таков?

Ушла ты, и жизнь моя опустела – какая польза?
Не стало души – от бессильного тела какая польза?

Когда соловья ароматом и жаром не радует роза,
От ярких садов, где весна запестрела, какая польза?

О да, ты влюбленных умеешь дразнить и тиранить,
Но мне от того, что дразнишь умело, какая польза?

Коль нет у кумира ни верности, ни состраданья,
Сияй он, как солнце, – какое дело, какая польза?

К Лютфи, к рабу своему, ты порой благосклонна,
Но, если со мной не будешь всецело, какая польза?

РУБАИ (араб., множ. число — рубаийа?т; буквально — учетверённый) — четверостишие , как правило, философского содержания, в котором рифмуются первая, вторая и четвертая строки, а третья остается без рифмы. Рифмовка — aaaa, aaba; иногда abab. Каждый рубаи заключает в себе законченную мысль.

Иногда после рифмы следует редиф (слово, которое стоит обычно в конце каждой строки после рифмы).

Годами шейха речь тепла, пресна, мутна, —
Ни сердца, ни ума не тронула она.
Но продавец вина мне душу взволновал:
Всего один глоток — и песня рождена!

(Алишер Навои, пер. Л. Пеньковского)

Мгновеньями бог виден, чаще скрыт,
За нашей жизнью пристально следит,
Он нашей драмой коротает вечность, —
Сам сочиняет, ставит и глядит.

(Омар Хайям, пер. И. Тхоржевского)

«Вино пить — грех». Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин!
Тогда в раю, наверно, ни души.

(Омар Хайям, пер. И. Тхоржевского)

КЫТЪА (мукатта) – краткое стихотворение-монорим, обычно философско-дидактического (реже лирического) содержания, состоящее из 2-8 бейтов. В переводе означает – “фрагмент”: так назывались отрывки из касыд и газелей в наследии персидских поэтов; позже стали писать кыта как самостоятельные стихи.

Заводишь речь – скажи лишь половину:
Навьешь словес – и жалкий будет вид!

Когда паук накрутит паутину,
Он в ней и сам как пойманный висит. (перевод С. Иванова)

Кыта Хафиза Хорезми, отличающееся скромностью (такая скромность – одна из составляющих традиции):

Благого мудреца я ученик,
В науке слов он, как никто, велик

Оплошности искать в моих стихах?
Забудь об этом сразу – в тот же миг.

В моих писаньях нет негожих слов:
Как ни ищи – ты не найдешь улик.

Бывает, что калям допустит грех,
Но это лишь – на солнце жалкий блик.

Найдешь огрех – не льстись: и у луны
В урочный час, увы, ущербен лик. (перевод С. Иванова)

МУХАММАС (араб. — упятеренный) — строфическая форма в поэзии Ближнего и Среднего Востока, а также у некоторых народов Кавказа (например, у армян — мухаммаз). В каждой строфе мухаммаса 5 стихов. Стихи первой строфы имеют общую рифму или общий редиф. Вторая и последующие строфы имеют свою рифму или редиф для всех строк, кроме конечной, которая обязательно завершается рифмой или редифом первой строфы (а иногда — повторяет последний стих первой строфы целиком). Вот, например, М. из дастана туркменского поэта Молла Непес «Зохра и Тахир»:

Сон видала: плыл рекою в клетке тесной молодец.
С чудной речью соловьиной неизвестный молодец.
Ах, откуда он, тот стройный, тот прелестный молодец?
Чтобы сжечь меня, явился в поднебесной молодец.
Захватил мою он душу, тот чудесный молодец!

С плеч его бегрес спадает: кто он — бек или султан?
Он отшельник иль безумец, или страстью обуян?
Он волшебник ли, Юсуп ли, что покинул Ханаан?
Все слова его как жемчуг — так и просятся в дастан.
Даже пери не приснился б тот чудесный молодец.

(Пер. Нат. Коровенко)

ТУЮГ — отдельное четверостишье, зарифмованное омонимами. Туюг –это собственно тюркская форма лирики, четверостишие (т.е. состоит из двух бейтов), весьма своеобразная вариация рубаи.
Особенность туюга – в типе рифмы. Рифма должна быть омонимичная (такая разновидность рифмы называется таджнис).
Различаются полный таджнис (“чистый”) – таджнис-и тамм – и составной таджнис (“сшитый”) – таджнис-и мураккаб.

Пример полного таджниса:

Вернулись воинства весны, в предгорье станом стали.
И, в лик светила влюблены, петь сладко птахи стали.
Приказу вешнему верны, снега снялись с кочевья.
Лишь очи пери холодны, блестят опасней стали. ( перевод Д. Шаталова)

Здесь рифмуются слова-омонимы: глагол стали в значении остановились, глагол стали в значении сделались и существительное стали (в родительном падеже).
А вот пример составного таджниса в туюге Навои:

Бальзам для ран я не нашел, страницы книг листая.
Что тело мне терзает в кровь – не хищных птиц ли стая?
Огонь любви мне душу жег, и в горькой той пустыне
Не отыскал ни одного целебного листа я. (перевод С. Иванова)

Здесь рифмуются “составные омонимы” – группы слов, при совмещении складывающиеся в одно “ключевое” слово.

Нельзя не отметить виртуозность переводчика. Наверное, вы уже оценили, что на русском языке довольно сложно написать туюг. Но перевести еще труднее. Например, слово ит, которое имеет три разных значения (собака, убирайся, толкай):

Эй ракиб узни анга тутсанг хам ит,
Бизга рахм айлаб анинг куйидин ит.
Гарчи бор дузахча ишкинг шуъласи,
Бизни уз илгинг била ул сори ит.

О соперник, хотя ты и привержен к ней, как собака,
Сделай милость, убирайся с ее улицы.
Если пламя твоей любви достойно адского пламени,
Толкни меня в него своею рукой.

КАСЫДА , или касида (араб.), — жанр восточной одической поэзии, длинное моноримическое стихотворение, в котором рифмуются первые две строки, а дальше — через строку: аа – ба – ва – га – да . . По системе рифмовки касыда похожа на газель, но газель — короткое стихотворение, а в касыде бывает до 200 бейтов.

Композиция классической касыды:
1. Лирическое вступление (ташбиб или насиб) – воспевание дамы сердца, вина, природы и т.п.
2. Основная часть (васиф) – описание великих деяний суверена.
3. Заключение (мадх) – слова автора о себе и добрые пожелания патрону.

МАСНЕВИ (МАСНЕВИЙ) (араб. — сдвоенное) —

1) жанровая форма в арабоязычных, персоязычных и тюркоязычных литературах; поэма большого объема, написанная двустишиями. Первым памятником тюркской письменной литературы, написанным маснави, является поэма “Кутадгу билиг” (“Искусство быть счастливым”) Юсуфа Баласагунского, созданная в XI веке.

Классические примеры — эпопея Фирдоуси «Шахнаме», поэмы «Пятерицы» («Хамса») Низами и др.

2) Стихотворная форма в восточной поэтике, двустишие с отдельной рифмой. Форма М. характерна для эпической поэзии; в лирических же стихотворениях употребляется монорим , т. е. одна рифма на все стихотворение. Вот отрывок из поэмы Алишера Навои «Фархад и Ширин», написанный в системе масневи:

Пред тем, как на вершине этих гор
Моя звезда постлала мне ковер,

То место ангел подметал крылом,
И слезы звезд опрыснули потом.

И сердце здесь покой себе нашло,
Склонило небо предо мной чело.

Приглядываясь к моему листу,
Приобрело здесь утро чистоту.

И вечер приобрел свой цвет чернил,
Когда калам свой кончик зачернил.

(Пер. Л. Пеньковского)

ТАРДЖИБАНД – крупное стихотворение, состоящее из нескольких газелей (в каждой – равное число бейтов). Газели связаны рефреном – финальным бейтом. Композиционно тарджибанд близок венку сонетов.

ДАСТАН (фарси) — эпический жанр в литературах и фольклоре Ближнего и Среднего Востока и юго-восточной Азии; обычно — литературная обработка сказочных сюжетов, легенд и преданий. Дастаны бывают прозаические, стихотворные и смешанные (последовательное чередование прозы и стихов). Стих дастана двух типов: 11-сложный и 7—8-сложный. В классических тюркоязычных литературах дастаном называются отдельные романтические поэмы (например, «Лейли и Меджнун», «Хосров и Ширин», «Искандер-наме» Низами) или главы из больших эпических поэм (например, из «Шахнаме» Фирдоуси). Среди узбекских дастанов имеются народные варианты поэм Алишера Навои и других поэтов. Собирателей и исполнителей дастанов называют дастанчи.

ДИВАН (перс. — запись, книга) — в литературах Ближнего и Среднего Востока сборник стихотворений одного или нескольких поэтов в строго обусловленном порядке: касыды, газели, кыта (фрагменты), рубайи и, наконец, стихотворения иных строфических форм; при этом стихи располагаются в в алфавитном порядке последних букв рифмуемых слов.

Рубаи, газель, кисса. Рассказываем о жанрах восточной поэзии

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей

Уши, мудрый, заткни, рот надёжно зашей,

Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай

О сохранности глаз, языка и ушей.

В первой части нашего материала мы знакомили тебя, наш дорогой читатель, с особенностями и проникновенной мудростью восточной поэзии, рассказывали о том, какие есть особенные поэтически жанры в творчестве арабских поэтов и кратко обрисовали основные проблемы, которые затрагивают мастера слова.

Сегодня же мы хотим приоткрыть для тебя ещё одну дверь в мир чарующей поэзии Ближнего и Среднего Востока, рассказав об уникальности поэтического Востока и более подробно остановившись на истоках формирования таких жанров, как рубаи и газель.

До нашего времени дошло очень много стихотворных произведений восточных поэтов. В них раскрывается красота духовного мира, смелость и любознательность народов Ближнего и Дальнего Востока, который жил интересами своего времени. Поэтические произведения поэтов Востока — это страстный призыв к борьбе за свободу народа и свободу личности.

Уникальность восточной поэзии средних веков заключается в том, что эти произведения в лаконичной и совершенной форме выражают глубокие философские мысли и отражают сложные человеческие чувства. В своих стихах восточные поэты прославляют духовность, человечность и независимость своих соотечественников, своих современников.

Идеальный человек, который изображается в поэтическом творчестве художников Востока, — чистая душой свободная личность, со светлым умом, доброжелательная и жизнерадостная, мудрая и духовная. Особо в творчестве восточных мастеров подчёркивается мысль о том, что моральные и духовные качества не зависят от социального положения и окружения человека:

Ищи человека повсюду: на бедном постое,

В углу нужды и в пышном покое…

А некоторые произведения восточных поэтов критикуют бездуховность, которая делает человеческую жизнь ничтожной и пустой:

Разве не странно, что господа чиновные

Самим себе скучные, хотя гордые снаружи…

Лейтмотивом средневековой поэзии Востока являются философские беседы, которые испокон веков волновали душу человека. Это вопросы о жизни и смерти, поиск своего места в обществе и смысла существования, печаль, вызываемая положением в обществе образованных людей.

Поскольку мудрому наш век цены не знает,

Все плоды его недоумения пожинает.

Неси мне того, что разум отбирает,

И, может, и нас тогда этот возраст не запустит…

Завораживающая, многогранная и многоликая восточная поэзия эпохи средневековья привлекает современных читателей не только своим глубоким философским смыслом, но и жизнелюбием…

А теперь давайте обратимся к истокам и историческим особенностям формирования такого богатого своеобразия жанров.

Бейт представляет собой единицу стиха, один из видов поэтической строфы.

Рубаи – это четверостишие; форма лирической поэзии, широко распространённая на Ближнем и Среднем Востоке. Прародителем рубаи стало устное народное творчество иранцев.

В письменном виде рубаи существует с IX—X вв. Как правило, стихотворения состоят из четырёх строк (двух бейтов), рифмующихся как ааба, реже — aaaa, то есть рифмуются первая, вторая и четвёртая (иногда и все четыре) строчки.

Наиболее известные авторы рубаи — Омар Хайям, Мехсети Гянджеви, Хейран-Ханум, Абу Абдаллах Рудаки, Захириддин Бабур и Амджад Хайдерабади.

Газель представляет собой лирическое стихотворное произведение, в котором рифмуются два полустишия первого бейта, причём затем та же рифма сохраняется во всех вторых полустишиях каждого последующего бейта по типу «aa, ba, ca, da». Первое полустишие называется мэтлэ, а последнее — мэгтэ. В последнем бейте газели нередко называется поэтическое имя автора.

Газель как форма поэзии начала складываться в IX—X веках и нашла своё отражение в творчестве классиков персидской литературы Низами, Саади, Хафиза, Хагани и Джами. Эта форма встречается и у некоторых азербайджанских и османских авторов, таких как Физули, Саиба Табризи, а также у узбекского поэта Навои и крымского хана Гази II Герая (Газайи).

Своей окончательной формы газель достигла в творчестве Хафиза. Именно он утвердил в обществе определённые каноны газели. Герой газели стремится слиться с предметом своего желания, преодолеть разделяющую их пропасть, но это противоречие никогда не разрешается. Именно эта особенность придает газели черты сжатой пружины, именно в этом и заключён секрет её высочайшего эмоционального, психологического, философского напряжения.

Кисса (в переводе с арабского – «обстоятельство», «факт», «легендарное») – это романтическая жанровая форма прозы, нечто среднее между дастаном и хикаятом. Здесь есть всё: и приключения, и фантастические сюжетные перипетии, и динамичность, и своеобразие композиционных приёмов, и поэтичность, и яркость авторской поэтической речи, и занимательность.

Хикаят (с арабского – «повествование») – это яркая малая эпическая форма. Хикаят возник на основе сюжетных мотивов древнеиндийских эпосов, найдя своё место в пересказах сюжетов арабских и иранских легенд и преданий. В X веке в хикаятах начинают появляться коранические мотивы.

Нэсэр – ещё один жанр поэтического Востока, который представляет собой небольшое прозаическое произведение лирико-патетического содержания.

Латифа (с арабского переводится как «шутка», «острота») – это небольшой рассказ или анекдот, передающийся устно или письменно в литературе народов Ближнего и Среднего Востока, Средней Азии. Среди самых известных можно назвать латифу о Ходже Насретдине, о Кэмине, Хакани.

Масал («басня») – жанр дидактической литературы с драматической композицией аллегорического характера. В роли основных героев масалов, как правило, образы животного мира и вещей. Истоки такого жанра стоит искать в древнеиндийских «Панчатантра», перенятых арабским «Калила и Димна».

Тамсил (с арабского можно перевести как «уподобление») – это миниатюрный аллегорический жанр, одна из разновидностей масала. Этот жанр, как правило, использовался авторами для трансляции жизненных ситуаций, социально-общественных явлений через условные, аллегорические образы.

Назира (с арабского – «ответ»). Данный жанр использовался на Востоке для поэтических состязаний. Назира стал популярным в XI веке и представлял собой средство литературной борьбы, соперничества. Поэт, пользующийся такой поэтической формой, берёт у своего знаменитого предшественника известный уже сюжет и образы главных персонажей поэмы, трактуя их в нужном для себя направлении.

Так, например, пять поэм великого узбекского поэта Алишера Навои — «Смятение праведных», «Лейли и Менжнун», «Фархад и Ширин», «Семь планет» и «Вал Искандеров» — являются назиром, то есть ответом на темы «Пятерицы» (пяти поэм) знаменитого азербайджанского поэта Низами, на поэмы индо-персидского поэта XIII века Хосрова «Восход светил» и гератского поэта XV века Абдурахмана Джами «Подношение праведных».

В следующем материале мы расскажем о том, чем знаменит Алишер Навои и почему его творчество до сих пор является актуальным.

Немного о стихосложении. Рифмы-омонимы и монорим. Статья Е. Шаровой

Думала я засесть за статью о рифмах, не особо углубляясь — так, в общих чертах… Но поняла, что слишком «ухожу в науку», да ещё и у нас тут под одной заметочкой ведутся диалоги о поэзии, технике стихосложения и прочем…. В общем, вечный «вопрос»!
Ну, и я решила капельку отвлечься — покопаться в своих стихоархивах. И отыскала пару своих стихов, которыми я надеюсь отвлечь вас от «серьёзности процесса стихосложения» и в то же время — немного рассказать и о рифмах.
Итак. Некоторое время назад Галина Дриц и я написали и опубликовали на сайте свои стихотворения с использованием рифм-омонимов (стихотворение Г. Дриц, стихотворение Е. Шаровой). Омонимы — разные по значению, но одинаковые по звучанию и написанию слова. То есть такая рифма является весьма даже интересной и с точки зрения техники — точной (можно сказать 100%).
Ну, а я в своём архиве нашла стихи с использованием монорифм. Монорифм или монорим — стихотворение или его часть, где используется одна рифма («однозвучная рифмовка»). Чаще всего такие стихи имеют юмористическую и ироническую окраску.

СИЖУ — ПИШУ…
Сижу – пишу. И что же написала?!
«Любовь-морковь», «лекало и алкала»…
Нет! Не пойдёт. Опять начну сначала.
(А может, рифм других уже не стало?)

«Селёдка-палка». Это где-то было…
Ну, да! В «Незнайке»! Надо ж – не забыла!
И снова лезет невпопад – «светило-мыло»…
О чём хотела написать? Вот закрутила!

Писать стихи одним легко, другим – не очень,
Весь мир ужался до слогов, тире и точек…

Первый и второй катрен, как видите, написаны каждый со своей монорифмой. Пусть рифма у меня кое-где не очень точная, но довольно наглядно, я думаю. Ну, и стихотворение, как видите, о «нелёгкой поэцкой доле»
А ещё я тут как-то решила похулиганить и помоноримить от души:

ЕЛЬфийское-занудное
— О чём ты загрустил, мой менестрель?
О чём молчит твоя … виолончель?

— О том, что отшумел уже апрель
И не слышна весенняя капель,
Не соловей поёт, а коростель
(Хотя, возможно, это — свиристель,
Что села на не срубленную ель).
А в речке тихо плещется форель,
А вместе с нею — мокрая макрель.
И мчит по лесу стройная газель.
А на реке кораблик сел на мель,
С вершин сошёл ледник (а может сель).

— Ты не грусти! Возьми свою шинель
И загляни в припортовой бордель —
Там ждёт тебя одна мадмуазель,
(Что выглядит точь-в-точь, как топ-модель),
Одетая в прозрачную фланель…
И, расточая аромат «Шанель»,
Она тебя уложит на постель…
А поутру — разбудит птичья трель,
А может за стеною чья-то дрель…
И варится на кухне вермишель,
И остывает на столе кисель…
Вот — твой причал, земная цитадель!
…
Пишу я вам всю эту канитель
Обычным мелким шрифтом – нонпарель.

Не ищите в этом стихотворении глубокого смысла, оно — хулиганство чистой воды! Лично мне очень нравятся «мокрая макрель»и «полупрозрачная фланель» — хотела бы я это «развидеть»! И это я ещё не все «ели» собрала! Ну, я думаю, что по этому виду рифм всё наглядно и понятно. Рекомендую, попробуйте сами пошалить с монорифмами — может, получится весьма интересно и забавно! Да и для тренировки неплохо.
Нашлось у меня стихотворение, где я умудрилась собрать несколько разновидностей рифм. Даже сама от себя не ожидала! Кажется, я его в прошлом году тут на сайте размещала, но придётся повторить — для наглядности:

Время осени истекло,
приближаются холода…
Покрывается луж стекло
хрупкой, матовой плёнкой льда.
Ветер северный — верный паж
белоснежно-седой зимы
Снегом, в технике декупаж,
украшает леса, холмы…

И в безвкусье не упрекнёшь —
безупречна ажура вязь!
Только холода острый нож
режет тонкую с летом связь…

Непреклонен зимы закон,
у безмолвия на краю
Погружается в крепкий сон
мир под пение белых вьюг…

Итак. Будем разбираться!
«ПАЖ-декуПАЖ», «иСТЕКЛО-СТЕКЛО» — пример поглощающей рифмы. То есть одно слово целиком входит в состав другого. Такую рифму ещё можно назвать глубокой.
«сВЯЗЬ-ВЯЗЬ» — вот тут я сомневаюсь.. То ли она полутавтологическая, то ли поглощающая. Тавтологическая рифма — это когда слово рифмуется само с собой. А полутавтологическую можно назвать и однокоренной. Наверное, в этом примере — всё-таки полутавтологическая.
Рифма «хоЛоДА-ЛьДА» — одна из самых точных в этом стихотворении. Точная рифма — общее название рифм с полным соответствием послеударных окончаний в словах. Пожалуй, к точной в моём примере можно отнести и «зиМЫ-холМЫ» и «закОН-сОН».
«упрекНЁШь-НОЖ» — пример рифмы… вот тут я сомневаюсь между консонансной, то есть — рифмы с совпадением согласных звуков и неточным совпадением гласных и асонансной — рифмы с совпадением гласных, но с частичным несовпадением согласных… Или вообще — акустическая — то есть ритмическое окончание, разное по написанию, но совпадает по звучанию. В любом случае — тут что-то со «звуком».
И, наконец, «краЮ-вьЮг» — если я не ошибаюсь, то эта рифма называется надстроечной. То есть ударный слог в одном слове оканчивается на гласную, а в другое «надстроено» на согласную. В обратной последовательности расположения рифмующихся слов в стихотворении подобная рифма будет называться усечённой.
Вообще, буквально в каждом случае каждую рифму можно было снабдить отдельным описанием её особенностей и признаков. А я затронула лишь самое наглядное. И, как видите, я себя тут не критикую, как давеча — «что выросло, то выросло»
И, пожалуй, я на этом и закончу свои лекции на тему стихосложения. Кстати, о рифмах я очень рекомендую почитать на сайте РИФМОВЕД
Надеюсь, что мои небольшие экскурсы в теорию были полезны.
Желаю всем ВДОХНОВЕНИЯ.

Какой жанр восточной поэзии рифмуется омонимами

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

• Recent Entries
• Archive
• Friends
• Profile
• Memories

Основные жанры восточной поэзии

«Восток – дело тонкое», как отметил легендарный Сухов, но писать о восточной поэзии дело не просто тонкое, а наитончайшее. Вся наша ласкаемая и обласканная нашей мыслью европейская жизнь, а, может, существование иногда кажутся не стоящими строки хайку.

Когда речь заходит о восточной поэзии, сразу же на ум приходят жанры японского стиха или китайского, но почему-то забывается, что восточная поэзия это не только классическая японская «нерифма», но и целый сонм классиков Ближнего Востока. Как верно сказал Омар Хайям, написав как будто о нашем времени:

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,
Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей.

Поэтому, для сохранности языка и ушей при анализе творчества Востока нужно говорить о единстве восточной поэзии, и объединять придётся не только сложные в философском и мировоззренческом отношении китайскую и японскую поэзию, но и жизнерадостную младомусульманскую поэзию Саади и Фирдоуси, Омара Хайяма и Хафиза. Именно об этой поэзии писал А.С. Пушкин: «Слог восточный был для меня образцом…». И сложность такого анализа в связи с этим возрастает многократно.

Но основой, питающей творческую вязь восточной поэзии, всё-таки остаётся мудрая и многообразная классическая японская поэзия.

Рождение многих стихотворных жанров японской поэзии длилось не одно столетие, то затухая, в основном, из-за разногласий учеников основоположников, то вновь разгораясь искрящимся пламенем новых кумиров. Принято разделять три основных периода становления японской поэзии. Поэзия Древней Японии (Сугавара-но Митидзанэ, Аривара-но Нарихира и Ки-но Цураюки VIII-IX вв.), поэзия Средневековья,( Мацунага Тэйтоку, Нисияма Соина, Мацуо Басе XII – XVIII), поэзия Нового времени (Исикава Такубоку, Есано Акико, Китахара Хакуси XX ).

Два основных жанра японской поэзии хокку (хайку), т.е. трехстишье, и танка, т.е. пятистишье, видоизменялись, усложнялись и совершенствовались все эти двенадцать веков.

На первых шагах своего становления японская поэтика не выходила за рамки народной песни «ута». Основным содержанием таких песен были наивные стихи-напевы об окружающем человека мире, как сегодня метко говорят про песни северных народов, – что вижу, то пою. В те стародавние времена в Японии существовала только одна стихотворная форма – «танку», (короткая песня), а длинный стих – «нагаута» – не применялся столь широко.

Пятистишие «танку» состоит из пяти слогов в первой строке, на вторую отводится семь, в третьей опять ставится пять и по семь – в четвёртой и пятой. Первая строфа состоит из трёх метрических единиц, вторая – из двух.

Хокку – это более сложный ритмически, состоящий из семнадцати сложений, стих, поделённый на три группы, отличающиеся друг от друга количеством слогов. В первом стихе пять слогов, во втором – семь и в третьем – снова пять. Обычно такой стих называют трёхстишьем. Ударения для «хайку» не особенно важны, потому что ритм чтения обеспечивается чередованием слогов. В «хокку» главенствует «нерифма» и чёткая метрическая схема, без неё трехстишье тускнеет и распадается. Но всё-таки некоторые классики (Басё) ради красного словца иногда нарушали метрику в угоду художественному образу. Как говорила известный знаток и переводчик японской поэзии В.Маркова: «Искусство писать «хокку» – это, прежде всего, умение сказать многое в немногих словах».

Лучшей в своё время школой поэзии «хайку» считается школа Басё, который замкнул в своём творчестве созерцательный принцип восточной философии: «Душа, достигнув высот прозрения, должна вернуться к низкому».

Слово скажу –
Леденеют губы.
Осенний вихрь!

Своими сложными художественными методами Басё создал и развил основные принципы поэзии «хайку». Это саби и сиори – одно в другом, то есть непременное предчувствие присутствия (не само присутствие), про такие стихи мы говорим: не грустные, а с налётом грусти. Хосоми – сложный принцип взаимодействия души автора стиха с тончайшим смыслом обозначения явления или его духовной сущности, по микроскопическим признакам именно своей микроскопичностью утверждающих достоверность и заставляющих читателя испытать чувства автора. Принцип Фуэкирюко о вечно меняющемся и вечно постоянном, которое едино в принципе и изменчиво в форме. Принцип Каруми, видимо, открытый Басё в последние годы жизни и творчества.

Легкость пуха
Мешает узнать
Что за чертой.

Простота, лёгкость при единении с миром и природой, при единении с самим собой и своим телесным естеством, которое сегодня есть форма слабая и уходящая, а завтра она же может стать монументальной и вечной.

На тернистом пути «хайку» обогащалась возникающими жанрами и стилями, здесь можно вспомнить о поэзии «ренга», блиставшей в XIV веке. Суть её заключалась в определении природного сезона и отнесении групп слов к определённому времени года. К этому времени привязывались и определяли его тысячи и тысячи слов. «Луна» было осенним словом, так как осенью она светит ярче, «лето» могло обозначиться кукушкой, а «зима» – цветком сакуры на снегу.

Поэты «хайку» могут писать только то, что пережили, ощутили, почувствовали. Современный автор стихов «хайку» Абэ Канъ-ити сказал: «Пока я не доеду туда сам, пока в этом конкретном явлении я не увижу своего, я ничего не могу сочинить».